Ответ
Старушка милая,Живи, как ты живешь.Я нежно чувствуюТвою любовь и память.Но только тыНи капли не поймешь –Чем я живуИ чем я в мире занят.
Теперь у вас зима.И лунными ночами,Я знаю, тыПомыслишь не одна,Как будто ктоЧеремуху качаетИ осыпаетСнегом у окна.
Родимая!Ну как заснуть в метель?В трубе так жалобноИ так протяжно стонет.Захочешь лечь,Но видишь не постель,А узкий гробИ – что тебя хоронят.
Как будто тысячаГнусавейших дьячков,Поет она плакидой –Сволочь-вьюга!И снег ложитсяВроде пятачков,И нет за гробомНи жены, ни друга!
Я более всегоВесну люблю.Люблю разливСтремительным потоком,Где каждой щепке,Словно кораблю,Такой простор,Что не окинешь оком.
Но ту весну,Которую люблю,Я революцией великойНазываю!И лишь о нейСтрадаю и скорблю,Ее однуЯ жду и призываю!
Но эта пакость –Хладная планета!Ее и Солнцем-ЛенинымПока не растопить!Вот потомуС больной душой поэтаПошел скандалить я,Озорничать и пить.
Но время будет,Милая, родная!Она придет, желанная пора!Недаром мыПрисели у орудий:Тот сел у пушки,Этот – у пера.
Забудь про деньги ты,Забудь про все.Какая гибель?!Ты ли это, ты ли?Ведь не корова я,Не лошадь, не осел,Чтобы меняИз стойла выводили!
Я выйду сам,Когда настанет срок,Когда пальнутьПридется по планете,И, воротясь,Тебе куплю платок,Ну, а отцуКуплю я штуки эти.
Пока ж – идет метель,И тысячей дьячковПоет она плакидой –Сволочь-вьюга.И снег ложитсяВроде пятачков,И нет за гробомНи жены, ни друга.
1924Льву Повицкому
Старинный друг,Тебя я вижу вновьЧрез долгую и хладнуюРазлуку.Сжимаю яМне дорогую рукуИ говорю, как прежде,Про любовь.
Мне любо на тебяСмотреть.ВзгрустниИ приласкай немного.Уже я не такой,Как впредь –Бушуйный,Гордый недотрога.
Перебесились мы,Чего скрывать?Уж я не я…А ты ли это, ты ли?
По берегамМорская гладь –Как лошадьЗагнанная, в мыле.
Теперь влюбленВ кого-то я,Люблю и тщетноПризываю,Но все жеТочкой корабляК земле любимойПриплываю.
1924Письмо деду
Покинул яРодимое жилище.Голубчик! Дедушка!Я вновь к тебе пишу…У вас под окнамиТеперь метели свищут,И в дымовой трубеПротяжный вой и шум,
Как будто сто чертейЗалезло на чердак.А ты всю ночь не спишьИ дрыгаешь ногою.И хочется тебеНакинуть свой пиджак,Пойти туда,Избить всех кочергою.
Наивность милаяНетронутой души!Недаром прадедЗа овса три мерыТебя к дьячку водилВ заброшенной глушиУчить: «Достойно есть»И с «Отче» «Символ веры».
Хорошего коня пасут.Отборный кормЕму любви порука.И, самого себяПризвав на суд,Тому же самомуТы обучать стал внука.
Но внук учебы этойНе постигИ, к горечи твоей,Ушел в страну чужую.По-твоему, теперьБродягою брожу я,Слагая в помыслахНенужный глупый стих.
Ты говоришь:Что у тебя украли,Что я дурак,А город – плут и мот.Но только, дедушка,Едва ли так, едва ли, –Плохую лошадьВор не уведет.
Плохую лошадьСо двора не сгонишь,Но тот, кто хочетЗнать другую гладь,Тот скажет:Чтоб не сгнить в затоне,Страну роднуюНужно покидать.
Вот я и кинул.Я в стране далекой.Весна.Здесь розы больше кулака.И я твоейСудьбине одинокойПривет их теплыйШлю издалека.
Теперь метельВовсю свистит в Рязани,А у тебя –Меня увидеть зуд.Но ты ведь знаешь –Никакие саниТебя сюдаКо мне не довезут.
Я знаю –Ты б приехал к розам,К теплу.Да только вот беда:Твое проклятьеСиле паровозаТебя навекНе сдвинет никуда.
А если я помру?Ты слышишь, дедушка?Помру я?Ты сядешь или нет в вагон,Чтобы присутствоватьНа свадьбе похоронИ спеть в последнююПечаль мне «аллилуйя»?
Тогда садись, старик.Садись без слез,Доверься тыСтальной кобыле.Ах, что за лошадь,Что за лошадь паровоз!Ее, наверное,В Германии купили.
Чугунный рот ееПривык к огню,И дым над ней, как грива, –Черен, густ и четок.Такую б гривуНашему коню, –То сколько б вышлоРазных швабр и щеток!
Я знаю –Время даже камень крошит…И ты, старик,Когда-нибудь поймешь,Что, даже лучшуюВпрягая в сани лошадь,В далекий крайЛишь кости привезешь…
Поймешь и то,Что я ушел недаромТуда, где бегБыстрее, чем полет.В стране, объятой вьюгойИ пожаромПлохую лошадьВор не уведет.
Декабрь 1924. БатумМетель
Прядите, дни, свою былую пряжу,Живой души не перестроить ввек.Нет!Никогда с собой я не полажу,Себе, любимому,Чужой я человек.
Хочу читать, а книга выпадает,Долит зевота,Так и клонит в сон…А за окномПротяжный ветр рыдает,Как будто чуяБлизость похорон.
Облезлый кленСвоей верхушкой чернойГнусавит хриплоВ небо о былом.Какой он клен?Он просто столб позорный –На нем бы вешатьИль отдать на слом.
И первогоМеня повесить нужно,Скрестив мне руки за спиной:За то, что песнейХриплой и недужнойМешал я спатьСтране родной.
Я не люблюРаспевы петухаИ говорю,Что если был бы в силе,То всем бы петухамЯ выдрал потроха,Чтобы ониНочьми не голосили.
Но я забыл,Что сам я петухомОрал вовсюПеред рассветом края,Отцовские заветы попирая,Волнуясь сердцемИ стихом.
Визжит метель,Как будто бы кабан,Которого зарезать собрались.Холодный,Ледяной туман,Не разберешь,Где даль,Где близь…
Луну, наверное,Собаки съели –Ее давноНа небе не видать.Выдергивая нитку из кудели,С веретеномВедет беседу мать.
Оглохший котВнимает той беседе,С лежанки свесивВажную главу.Недаром говорятПугливые соседи,Что он похожНа черную сову.
Глаза смежаются.И как я их прищурю,То вижу въявьИз сказочной поры:Кот лапой мнеПоказывает дулю,А мать – как ведьмаС киевской горы.
Не знаю, болен яИли не болен,Но только мыслиБродят невпопад.В ушах могильныйСтук лопатС рыданьем дальнихКолоколен.
Себя усопшегоВ гробу я вижуПод аллилуйныеСтенания дьячка.Я веки мертвому себеСпускаю ниже,Кладя на нихДва медных пятачка.
На эти деньги,С мертвых глаз,Могильщику теплее станет, –Меня зарыв,Он тот же часСебя сивухой остаканит.
И скажет громко:«Вот чудак!Он в жизниБуйствовал немало…Но одолеть не мог никакПяти страницИз «Капитала».
Декабрь 1924Весна
Припадок кончен.Грусть в опале.Приемлю жизнь, как первый сон.Вчера прочел я в «Капитале»,Что для поэтов –Свой закон.
Метель теперьХоть чертом вой,Стучись утопленником голым, –Я с отрезвевшей головойТоварищ бодрым и веселым.
Гнилых нам нечего жалеть,Да и меня жалеть не нужно,Коль мог покорно умеретьЯ в этой завирухе вьюжной.
Тинь-тинь, синица!Добрый день!Не бойся!Я тебя не трону.И коль угодно,На плетеньСадись по птичьему закону.
Закон вращенья в мире есть.Он – отношеньеСредь живущих.Коль ты с людьми единой кущи, –Имеешь правоЛечь и сесть.
Привет тебе,Мой бедный клен!Прости, что я тебя обидел.Твоя одежда в рваном виде,Но будешьНовой наделен.
Без ордера тебе апрельЗеленую отпустит шапку,И тихоВ нежную охапкуТебя обнимет повитель.
И выйдет девушка к тебе,Водой окатит из колодца,Чтобы в суровом октябреТы мог с метелями бороться.
А ночьюВыплывет луна.Ее не слопали собаки:Она была лишь не виднаИз-за людскойКровавой драки.
Но драка кончилась…И вот –Она своим лимонным светомДеревьям, в зелень разодетым,Сиянье звучноеПольет.
Так пей же, грудь моя,Весну!Волнуйся новымиСтихами!Я нынче, отходя ко сну,Не поругаюсьС петухами.
Земля, земля!Ты не металл, –Металл ведьНе пускает почку.Достаточно попастьНа строчку,И вдруг –Понятен «Капитал».
Декабрь 1924Цветы
